Разговаривать на лестничной площадке.
А больше негде, все приехали, всех люблю, но разговаривать - негде.
Знаешь, я всегда с тобой такая укуренная.
Считаю, что эти сны - исключительно на твоей совести.
Там я - мальчик и у меня был брат-близнец. Мы ехали в дребезжащей пригородной электричке, а за спинами у нас были большие тяжелые рюкзаки. И как-то внезапно оказывается, что мы уже в маленьком таком допотопном самолётике, и вместо рюкзаков в нас за спинами - говорящие бараны, и они - наши друзья, и их передние копыта - на наших плечах, жесткие, и брат мой затягивает крепления на моей спине покрепче и исчезает, а мы с пушистым другом прыгаем из самолета, и мне немножко не по себе.
Просыпаюсь не приземлившись.
Встаю, ползу на кухню, меня шатает по стенам, галлюцинации приятные из-за угла смеются, шепчутся, бегают, открываю холодильник, на ощупь достаю кефир и подсохший кусочек сыра, по стенам - обратно, окно - открыть, засыпать.
И я в тюрьме, и я негр в костюме белом странном, и у меня больше прав, чем у других заключенных, а почему - черт знает, и я спускаюсь вниз, по винтовой лестнице, куда-то вглубь здания-скалы-катакомб, ходы тайные и пыльные лестницы, а потом - возвращаюсь. И я уже кто-то другой, и мы на мосту, скользком, тонком, выгнутом, без креплений, и нам нужно через него пройти и не сорваться, а сорваться так просто, и ветер воет, и вода холодная - капли попадают на ноги, страшно. И мы все зависим от двух человек, они не справятся - тогда каюк. Справились. Темнота - кухня - воду пить - спать - забытье.